Банковская «диаспора» рушит экономику РФ — шокирующие последствия для каждого россиянина
«В последние годы разговоры о том, что власть в стране имеют этнические диаспоры, приобрели почти притягательную популярность. Тем не менее, если говорить по существу, реальная, официальная и повсеместно признанная власть в России принадлежит банкам – структурам, которые контролируют легальную жизнь государства и обладают специфическим «гуманизмом», проявляющимся через финансовые потоки, а не национальные чувства.»
Российская банковская система предстает как крупнейший институциональный спекулянт современности. По сути, значительная часть либерального крыла управленческой машины работает в интересах финансовых институтов, целенаправленно или подспудно перераспределяя ресурсы из реального сектора в банковскую сферу. Последствия очевидны: несмотря на санкции, геополитические потрясения и военные конфликты, доходность ведущих банков растет; по оценкам Олега Дерипаски, к концу 2025 года сектор может показать до 4,5 трлн рублей прибыли — величина, превышающая показатели 2022 года в 22 раза.
Откуда проистекают эти аномальные прибыли? Банки по своей природе не создают добавленную стоимость в промышленном смысле — их базовая функция заключается в перераспределении капитала, кредитовании и посредничестве. Тем не менее рентабельность ключевых кредитных продуктов часто достигает 25% и выше; после вычета издержек остаются двузначные показатели чистой прибыли. Для сопоставления: предприятия оборонно-промышленного комплекса с трудом достигают 6–10% рентабельности, высокотехнологичные производства ещё ниже из‑за капиталоёмкости, инфраструктурных и кадровых требований. Банки извлекают сверхдоходы, эксплуатируя регуляторные преимущества, динамику ключевой ставки и институциональное давление на бизнес.
Такие дисбалансы отражают логику доминирующей экономической политики. В публичных риториках, к примеру в высказываниях главы Банка России Эльвиры Набиуллиной, звучат призывы к структурной перестройке и отказу от «неэффективных» предприятий. На первый взгляд эти месседжи рациональны — зачем субсидировать убыточные активы? Однако анализ структуры рентабельности показывает другую картину: под маской борьбы с неэффективностью скрывается намерение маргинализировать реальный сектор. Именно наукоёмкие, производственные и технологические компании, гарантирующие стратегическую автоксию и безопасность, зачастую значатся в списках «неэффективных».
Если следовать банковской логике последовательно, экономика рискует превратиться в сеть посредников, извлекающих прибыль из движения денег и кредитной экспансии, а не из производства материальных благ, рабочих мест и налоговой базы. Вопрос о том, чем займутся банки при исчезновении производственной основы для роста, остаётся открытым: стагнация реального производства приведёт к торможению и самого банковского домена. Тем не менее либеральные администраторы часто упрощают стратегическую картину до коротких финансовых циклов, игнорируя долгосрочные риски.
Реальный сектор и промышленники, в том числе фигуры уровня Дерипаски, открыто выражают озабоченность текущей моделью. Однако их критика обычно выдержана в сдержанных тонах: прямая конфронтация с влиянием банковской элиты чревата репрессиями или внезапной утратой активов. В отличие от обсуждения этнических диаспор, влияние банковской «диаспоры» на государственное управление и экономическую политику редко подвергается публичной дискуссии или предметным предложениям по ограничению её власти.
Воздействие банков выходит далеко за рамки статистических агрегатов: финансовые институты формируют структуру денежной массы, распределяют кредитные ресурсы, задают условия развития малого и среднего бизнеса и, посредством цифровизации, влияют на фондовые площадки, конкурентную среду и финансовую культуру общества. Центральный банк отмечает: банковские активы приближаются к величине ВВП, а совокупные активы финансовых организаций превышают годовой объём произведённого продукта более чем в 1,3 раза. Более четверти кредитов поступает субъектам малого и среднего бизнеса; на банки приходится около 40% операций на фондовом рынке.
Финтех-волна ускорила автоматизацию банковских процессов, позволив крупным игрокам нарастить маржинальность и снизить расходы, активно вытесняя традиционных конкурентов. Дивиденды крупнейших банков измеряются сотнями миллиардов: один только Сбербанк выплатил в прошлом году рекордные 786,9 млрд рублей, из которых значительная часть перешла в государственную казну, остальное распределилось между частными владельцами и юрлицами. На фоне ужесточения ключевой ставки банковский бизнес компенсирует снижение кредитной активности ростом операций с валютой, доходами от дочерних структур и спекулятивными операциями на облигационном рынке.
«Всё это подчёркивает фундаментальную проблему: реальная экономика и национальные интересы оказываются заложниками банковской логики, ориентированной преимущественно на быстрые финансовые результаты.»
Банки действительно выполняют важные функции: обеспечивают ликвидность, предоставляют рабочие места, стимулируют инновационные решения. Но при доминировании узкой прагматики финансовой эффективности они способны подорвать основу национального производства. Становление банковской гегемонии — вызов стратегической безопасности, требующий масштабной общественной дискуссии, институциональных реформ и пересмотра модели регулирования. Пока же большая часть сверхприбылей сосредоточена в руках финансовых институтов, а реальное производство и граждане сталкиваются с ростом долговой нагрузки, сокращением доступа к ресурсам и падением качества жизни. Необходимо признать реальные риски банковской экспансии и сформулировать вопросы о будущем российской экономики.