За кулисами органных труб: тайны, которые вас потрясут

Андрей Качура: Орган в себя либо впускает, либо нет

В концертных залах и древних соборах, где органный звук разлетается слоями отражений, таится редкая сочетание техники и духа. За бархатным величием инструмента стоят мастера, чья кропотливая работа обеспечивает жизнь звука, но остаётся вне аплодисментов и светских хроник.

Орган — не просто музыкальный механизм, а сложная инженерно-акустическая система, требующая постоянной заботы. Специалисты по уходу за органами — редкая порода профессионалов: они одновременно музыканты, инженеры и ремесленники. Их задача — не только поддерживать строй и работоспособность, но и ухаживать за тем, что можно назвать голосом инструмента, подбирая нюансы тембра для каждой трубы и регистра.

Это тонкая работа, основанная на фундаментальных знаниях акустики, механики и материаловедения. Каждый день приносит новые задачи: от ювелирной настройки сотен труб до восстановления сложнейших приводов и клапанов. Это не рутинное обслуживание, а мастерство, от которого зависит способность органа передавать музыкальные идеи.

Мы встретились с органным мастером, инженером Калининградской областной филармонии имени Е.Ф. Светланова — Андреем Качурой, поговорив с ним во время его дежурства в рамках XIV Международного конкурса органистов имени Микаэла Таривердиева и после его завершения.

Органный мастер Калининградской филармонии — Андрей Качура. Фото автора.

— Как вы стали органным мастером, и кто был вашим учителем?

— Судьба привела меня к этому делу неожиданно в 2004 году. Долгое время я бывал в филармонии, изучал музыкальные инструменты и литературу по теме. В какой-то момент мне посчастливилось познакомиться с Михаилом Корнеевым, который стал моим наставником и провёл меня через первые шаги в профессии. С тех пор началось систематическое постижение ремесла.

— Если коротко, в чем суть вашей работы?

— Работа с органом — непрерывное самообразование, потому что двух одинаковых инструментов не бывает. Каждый орган уникален и требует индивидуального подхода; универсальных рецептов не существует. Нам передали традиции ухода за конкретным инструментом филармонии, которые переходили от поколения к поколению. Чем больше опыта накоплено именно с этим инструментом, тем более долгая и стабильная его жизнь. Я всегда объясняю исполнителям базовые правила взаимодействия с нашим органом: режим игры, осторожность при обращении с нотами и отказ от привычных «подручных» средств, которые могут повредить механику. Например, через пару часов игры рюкпозитив — фронтальная часть, напоминающая крылья — может терять созвучие с основным корпусом, что меняет тембр и требует перенастройки. Еще одно правило — не трогать трубы голыми руками: тепло руки меняет их температуру и, соответственно, интонацию. Благодаря этим простым предостережениям в ходе конкурса серьёзных инцидентов удалось избежать.

— Из каких главных частей состоит орган Калининградской филармонии?

— Их много и они взаимосвязаны. У нас три мануала (клавиатуры) и педальная секция; каждая клавиатура соответствует отдельному «органу», размещённому на отдельном уровне зала. Звук рождается тысячами труб, длина которых варьируется от сантиметров до нескольких метров; материалы — дерево и сплав олова со свинцом. Для управления динамикой используются особые устройства — «швеллеры», позволяющие менять громкость регистров.

Общий вид органа Калининградской филармонии. Фото автора.

— Вы настраиваете орган на слух или применяете приборы?

— Всё зависит от задачи. Чаще настройка выполняется на слух: мастер ориентируется не на изолированные частоты, а на их соотношения и сочетаемость. При сомнениях используется измерительная аппаратура, однако процесс настройки по своей сути — ювелирная работа: мелкая погрешность может иметь необратимые последствия.

— Какие поломки случаются чаще всего?

— К счастью, серьёзные поломки у нас редки. Но механически инструмент уязвим к неправильной технике исполнения: фортепианная манера игры может повредить органную механическую часть — вплоть до срезания резьбы на регулировочных винтах. То есть проблема часто исходит не изнутри инструмента, а из взаимодействия человека с ним.

— Чем отличаются современные органы от исторических? Наблюдается ли эволюция?

— Это объёмная тема — возможно, предмет отдельной диссертации. Лучшие исторические инструменты строились в симбиозе с архитектурой помещения: залы становились частью акустического проекта, огромными резонаторами, обогащающими звук. Современные же инструменты нередко напоминают звуковой «конструктор»: огромное количество тембров и возможностей, но часто отсутствует ощущение целостности и органического единства. В итоге некоторые современные органы не способны полностью передать те эмоциональные оттенки и духовную торжественность, которые были центром органной традиции.

— В чём различие между органом филармонии и органом Кафедрального собора на острове Канта?

— Различий слишком много, это принципиально разные по конструкции и характеру инструменты. Соборный орган оснащён памятью регистра, что освобождает музыканта от ассистента-переключателя и делает работу удобнее; клавиши его мануалов чуточку более чувствительны. Оба инструмента прекрасны и имеют свою «душу». За соборный орган отвечает мой коллега, титулярный органист Мансур Юсупов, также лауреат нашего конкурса.

— Правда ли, что звучание органа может быть трудно переносимо — из‑за инфразвука и воздействия на сердце?

— Орган действительно воздействует на слушателя не только эмоционально, но и физиологически: мощные низкочастотные вибрации колеблют не только барабанные перепонки, но и внутренние органы, у каждого из которых есть своя резонансная частота. Это может вызывать разные реакции — от комфорта до беспокойства или паники. Одни могут находиться в зале весь день, другие вынуждены ограничить время прослушивания.

Изображение сгенерировано автором при поддержке системы искусственного интеллекта.

— Я слышал выражение: орган в себя либо «впускает», либо нет.

— Вопрос глубокий: инструмент «отзывается» на внутреннее состояние исполнителя. История органной практики полна примеров, когда инструмент «ведёт себя» по‑разному в зависимости от музыканта — регистры отказывают, появляются странные неисправности, которые исчезают, как только уходит определённый человек. Вероятно, это отражение психологического взаимодействия между музыкантом и инструментом — сочетание механики, акустики и человеческого фактора. Очень важно, чтобы исполнитель знал инструмент и умел им управлять; победитель нынешнего конкурса, корейский музыкант Сунхён Пак, как мне кажется, полностью владеет этим искусством.

— Какие ещё метафизические явления встречаются в вашей практике?

— Я больше склонен к рациональным объяснениям: температура и влажность меняют строй и поведение инструмента, следовательно, многие «чудеса» имеют физическое основание. Иногда приходится быть надзирателем: следить, чтобы грузчики не оставляли двери открытыми, или напоминать о необходимости отопления — зимой инструмент особенно уязвим, а его забота требует постоянного внимания. Учебники по органостроению XIX–XX веков дают идентичные советы, что подтверждает преемственность ремёсла.

— Бывали ли у вас мистические случаи?

— Да. Однажды ночью, когда филармония была заперта и в здании кроме меня и дежурной охранницы никого не было, я настраивал орган и ощутил чёткое чувство, будто кто‑то наблюдает за мной. Я продолжал работу, не оборачиваясь; когда закончил, в пустом зале неожиданно захлопнулось кресло — звук, который я по‑особенному плохо переношу. Обернулся — никого. После этого рассказа моя коллега долго делилась переживаниями, и я понял, как тонки грани между рациональным и необъяснимым в нашей профессии.

Изображение сгенерировано автором при поддержке системы искусственного интеллекта.

— Насколько я знаю, органу филармонии не более пятидесяти лет. Кто впервые на нём играл, и были ли вы свидетелем этого события?

— По воспоминаниям, первый публичный концерт на новом инструменте дал знаменитый органист Гарри Яковлевич Гродберг; я имел честь быть его помощником. Его выступление оставило неизгладимый след и как музыкальное, и как личностное впечатление.

— Когда вы узнали о конкурсе и какой объём подготовительных работ пришлось выполнить?

— Второй тур традиционно проходит у нас, поэтому подготовка начинается заранее. В крупной филармонии с множеством солистов и оркестров найти время для инструментальной профилактики непросто; мне пришлось аккуратно распределять работы между выступлениями других коллективов. Тем не менее удалось выполнить необходимые регулировки и подготовиться к следующему сезону.

— Какие впечатления оставил конкурс и что он вам принёс как профессионалу?

— Конкурсанты очень разные — и по технике, и по музыкальному мышлению. Требования к исполнению старинной и современной музыки часто противоположны: где‑то нужна молниеносная реакция клавиш, где‑то — прозрачная текстура. У нас же инструмент частично механический: клавиши требуют усилия и адаптации. Многие участники приходят уже подготовленные с учётом технических характеристик нашего органа и соборного инструмента на острове Канта. Это отражает серьёзный уровень конкурса. Отмечаю разницу в подаче: иностранные исполнители зачастую демонстрируют стильную точность, а российские музыканты привносят в произведения личную глубину и искренность.

— Чем конкурс отличается от обычного концерта?

— Конкурс — это не просто концерт для слушателей: здесь исполнение становится предметом сравнения и интерпретации. Иногда после выступления создаётся впечатление, что конкретное произведение обрело новое, единственно возможное звучание. Наблюдать, как молодые музыканты со временем превращаются из взволнованных юношей и девушек в уверенных профессионалов — одно из самых ценных ощущений: формируется иное музыкальное мышление.

— В моём представлении, ваша работа — это служение.

— Без лишнего пафоса, так и есть. Личного времени немного: органист может прийти в любое время, даже ночью. Если я не занят ремонтом, часто приходится ехать через весь город, чтобы успокоить музыканта перед выступлением и подтвердить, что всё в порядке. Стороннему кажется, будто органный мастер «ничего не делает», но наша цель — выполнить работу так качественно, чтобы о нас никто не вспоминал.

— Какие качества нужны органному мастеру для успешной работы?

— Прежде всего спокойствие, рассудительность, преданность музыке и ремеслу.